" ИЗВЛЕКИ ИЗ НИЧТОЖНОГО- И БУДЕШЬ, КАК УСТА МОИ."

 

В искусстве и в литературе потребен не только один талант.

Я обращаю внимание, как по-штирлицовски наблюдательны коррифеи того

и другого и меня поражает их наблюдательность даже больше... хотя, наблюдательность и есть талант! И ничего лишнего!

По-скольку, наше с подругой литературное кафе еще невоплощенная мечта....(: поделюсь с гурманами поэзии лучшими, на мой взгляд, образцами русского слова, сейчас.  Каждое стихотворение- живописное полотно, живой кадр...

Читайте Олесю Николаеву- утонченную -хрупко- властную поэтэссу, чтицу, оратора и мыслителя.. хотя наши мировозрения разошлись.

Но ее поэзия, ее отточеное слово будит во мне неистовое преклонение.

Любо, любо читать и переитывать ее стихи.

 

 Три вопроса

 

- С кем ты гуляла на празднике этом?

- С мудрым юродивым, с нищим поэтом,

с иноком и с амазонкой крылатой

и со старухою бородатой.

- Кто ж послужил тебе, кто расстарался?

- Тот, кто хоть раз надо мной посмеялся,

имя коверкал, вел речи кривые

да загонял на холмы потайные.

- С чем бы здесь никогда не рассталась?

- Ах, да со всем, что в свой час причиталось

Еве с Адамом, а мне - так украдкой

кротко сияло на лестнице шаткой.

 

  Безделушка. 

В пластмассу запаянная, сухоголовая,

сработанная с добром,

бабочка сувенирная бирюзовая,

золотцем окаймленная, серебром...

 

В камешках разноцветных, с бисером

надписи подарочной, с завитком,

с нищенскою роскошью, с помпезным мизером:

с крашеным трогательным цветком...

 

Тот, кто мастерил тебя, сочинял, подклеивал,

подкрашивал, украшал,

как невесту к празднику наряжал, взлелеивал,

чуть дышал.

 

И ему казалась ты, как оконце вроде бы -

в рай: лишь протри стекло!

А досталась ты в стороне юродивой

чужаку, смотрящему тяжело.

 

Все кривится он страдающими, помятыми

лицами, напрягается всей спиной,

прелести твои, бабочка, называет аляповатыми,

вкус, говорит, дурной!

 

А по мне - так и слава Богу! От этой капли ведь

бирюзовой - учишься забывать,

как менять квартиру, квитки накапливать,

как казаться взрослой, как выживать...

 

 

 ИСПАНСКИЕ ПИСЬМА

 

 I

Дорогой! Я живу все блаженнее, то есть - бездумней, чудесней:

не копаюсь в себе, а беру что ни попадя, с края,

говорю невпопад и ни к месту, испанские песни

на ходу напевая...

Жить с тоскою российских затурканных интеллигентов,

замороченных миром и городом, - сущая мука!

Все зависит, как в музыке, только от пауз, акцентов,

да еще - чистоты, долготы одиночного звука.

И пока напрягают собратья свои сухожилья,

морщат лоб, говоря "за народ", под метелью шикарной,

здесь, под белою шубкой овечьей сгорает Севилья

от испанской любви, как всегда - и слепой, и коварной!

 

 II

Дорогой! Все, что забыла сказать вчера,

говорю сегодня. Мне бы хотелось обзавестись домом,

наряжаться, принимая гостей, устраивать вечера

"с направленьем", держать салон, выходить с альбомом

к именитым гостям, чтобы, запечатлев

свое присутствие здесь словами "милой хозяйке",

целовали мне руку, и какой-нибудь светский лев

на конюшне давал уроки зарвавшемуся всезнайке...

Потому что Испания наша, растаптываемая ногой

разночинца, хама и нигилиста,

больше жертв никаких не требует, дорогой!

А испанского гранда полюбит больше артиста.

 

 III

Дорогой! Испания - это сухая, выработанная земля.

Вспыхивает от каждой спички. Чадит, дымится.

Никого не чтит, даже испанского короля,

а при этом ищет, кому бы ей поклониться.

И служить не любит. Но о тайном своем

и чрезвычайном служенье твердит открыто.

Сонная и неприбранная, она бродит днем,

оттого лицо ее ближе к вечеру измученно и сердито.

Слово "провинциальный" много скажет уму

про испанский апломб, амбиции, сумасбродство.

И сынов Израиля здесь не жалуют, потому

что учуивают подозрительное с ними сходство.

Все это пишут в местных газетах. Но -

как ты ни пробуй прижиться, врасти искусно -

иезуитом здесь быть противно,

  шутом - грешно,

аристократом - сомнительно,

  чернью - гнусно. 

 

  IV 

Любопытно, что те - из кидальщиков, шулеров и катал,

выходцы из низов, а некоторые, отмотавшие здесь по сроку,

то есть те, которые первоначальный делали капитал

рэкетом - детей воспитывают уже по доктору Споку.

Отдают в классические гимназии - грызть гранит, сокрушать латынь,

узнавать, кто такие стоики, читать Писанье,учить на нескольких языках "Отче наш"

и "Господь простит",

выправлять генотип золотою печатью знанья.

То есть попросту - выходить в дворяне испанские,

в верхний слой.Называться "новой элитой", ходить в европейских шляпах.

Презирать отцов - за плебейство, за дурновкусие, за дурной

тон, неправильные ударенья и - запах, запах!..      

 

  V

 

Дорогой! Вчера до полуночи сидели и говорили

 о том, кто кого не любит. Донна Анна

призналась, что недолюбливает французов,

как она выразилась, "за суетливость".

Дон Хосе терпеть не может арабов -

за развал Испании милой.

Что ж до нашего падре - он ответил намеком

из уважения к своему сану,

отсылая нас к "торгующим в храме",

а это, без сомнения, - итальянцы.

Вечер был, впрочем, славный, хотя на скорую руку

пришлось сварганить лепешки из риса, маслин и сыра.

Но мадера была отменной, погода выдалась теплой,

и сели мы на веранде под большим абажуром.

Спросили и о тебе. Я им прочитала письма,

конечно, не целиком - выдержки, описанья...

Но тамошние порядки, признаться, их поразили,

и каждый подал идею, как все исправить...

Видишь ли ты теперь - не всему следует верить,

что болтают у вас о испанцах как людях диких,

непредсказуемых и опасных - весьма приятным

может быть проведенное с ними время.

 

 VI

Посреди моей Испании милой,

под жасмином пылким, огненным мандрагором,

неизвестная донна поет печальную песню,

оплакивая своего кабальеро.

Вместо пояса - теперь у него веревка,

вместо шпаги - кипарисные четки,

вместо камзола - грубая ряса

монаха-доминиканца.

Постучится он в золотые ворота,

отворит ему суровый игумен,

и войдет он туда, куда святой Петр

пускает только доминиканцев.

А печальная донна состарится и иссохнет,

выцветет, почернеет, как лист осенний,

и поместится вся в печальную песню,

которая особенно хороша по-испански.

 

  VII

Дорогой! Заблудившись в Испании,

  так далеко от дома,

перепутав свои и чужие слезы,

с удивленьем и страхом оглядываю незнакомый

и убогий берег, пригодный для жесткой прозы.

Словно после того, как Господь повелел: "Изыди!",

чуждый дух отошел и укрылся в камнях, в корягах,

среди выросших здесь, в Севилье, и там, в Мадриде,

в перепадах рельефа и климата, в передрягах.

Но ты знаешь - когда поживешь в изгнанье,

  прочтешь разлуку,

перепишешь память, себя саму вместе с нею,

то и снег нежнее и мягче ложится в руку,

а слова "дорогой" и "здравствуй" звучат вернее! 

 

 

(буду рада всем комментариям)