Город Детство. Продолжение. По дороге в Алма-ату

Дорога в Алма-ату была непростой и очень длинной. Наверное, поэтому у меня осталось столько воспоминаний.

Как я и говорила, из Калининграда мы уезжали еще более скомканно и спонтанно, чем из Литвы. Дороги, поезда, автобусы, самолёты и комнаты ожидания - все это смешалось в один ком воспоминаний, и иногда бывает трудно разобрать последовательность поездок равно как и время суток, в которые мы перемещались. День смешивался с ночью, а вокруг была суета, людские потоки и чувство страха толпы. Наверное, сейчас мне было бы страшно все это переживать, но тогда, в возрасте шести лет, я мало что понимала, да и вообще относилась ко всему легко. Для меня это было увлекательным путешествием.

Я представляла себе, что мама, папа и я - странники. Мне не было скучно, тяжело или неудобно. Мне казалось, что мы герои, как те, о которых я читала в сказках "Синдбад-мореход" или "Волшебник изумрудного города"...

Ночь, в которую мы покидали Калининград была особенно памятной. В то время попасть на самолет было очень трудно. О билетах никто не думал: те, у которых они были также бились за право попасть на самолет, как и те, у кого их не было. Билет не являлся гарантом места... У автобуса, отвозящего людей на аэродром была самая настоящая "каша-мала" из людских тел. Казалось, что автобус пытаются взять штурмом, как Зимний Дворец в 1917ом! Перед нами задача стояла не из простых: надо было посадить беременную маму, меня, бабушку и самого папу. Хотя папе, как руководителю этой непростой операции главным было посадить всех нас. И вот несколько солдат, своевременно и уместно "прихваченных" из части, выстроились "свиньей" и медленно, но верно прокладывали дорогу в автобус. Мама успела заскочить первой. Следом шла я. Представьте себе ярость и отчаяние толпы, если даже с помощью солдат я оказалась в автобусе с разбитым носом и оттотпанными ногами! И, как говорится, ведь отделалась "легким испугом" и "малой кровью"...

На следующий день мы гуляли по какому-то городу, а мама говорила, что мы в Белоруссии. Я спросила: "А это далеко от дома, где мы будем жить?", и мама сказала: "Да, еще пока далеко", и мне это очень понравилось, потому что это означало, что нас ждут еще приключения. Даже потасовка у автобуса в Калининграде меня не испугала!

Вечером того дня мы оказались на вокзале, где мне купили ритуальный пирожок, и в принципе, в тот момент я была самым счастливым ребенком на свете! А потом мама с папой о чем-то говорили, и мне показалось, что они расстроены. Мама сказала мне: "Ты знаешь, сегодня мы будем ночевать здесь", и мы пошли в комнату матери и ребёнка. Спасть там было неудобно, потому что топчаны стояли вроде тех, что в детских поликлиниках в коридорах, и запах мне не понравился, но я устала за день, поэтому быстро уснула. А когда проснулась, то мамы в комнате не оказалось.

Мама говорила, что у меня была уникальная способность просыпаться ночью в самый неподходящий момент, то есть тогда, когда она ненадолго отлучалась. Естественно, я пугалась и начинала плакать, и мама сломя голову мчалась ко мне "на зов". Но в этот раз она не пришла. Я завыла еще громче и вышла из комнаты. Родителей я нашла быстро: они были в основном зале ожидания, среди немногих людей. Просто мама вышла к папе...

Неизвестно, сколько мы теоретически могли еще пробыть в Белоруссии, ведь поезда тогда ходили не по расписанию, а как повезет. Но нам повезло, и на следующий день мы сели в поезд. Правда, предварительно я умудрилась потеряться на перроне.

Вот тогда я испугалась по-настоящему. Вокруг была суматоха, кутерьма, а я всего на секундочку оторвалась от мамы с папой, и вдруг потеряла их из виду. Поезд готов был трогаться, все почему-то кричали, а я потеряла родителей! Реакция моя была незамедлительной: я остановилась посреди перрона и заревела во все горло. Какие-то люди, проходившие мимо, тоже семья из трех человек, остановились и начали меня расспрашивать, что случилось. Я, как героиня любимого многими сочинского Галустяна, захлебывалась и повторяла: "Потерялась яяяааа!!". И именно в тот момент, когда я решила, что потеряла родителей навеки, а эти люди меня удочерят, и я буду жить в неизвестном доме, а надо мной будут издеваться, как над Падчерицей из сказки "Двеннадцать Месяцев", на перроне появился папа. Буквально подхватив меня, ревущую, на руки и на бегу поблагодарив моих неудавшихся приемных родителей, он запрыгнул в ближайший вагон и сказал мне: "И как это тебе удается все время куда-то пропадать? А главное, не пойму, зачем!.."

Из Белоруссии мы поехали в Москву. Иногда мне становилось скучно, и тогда мама спрашивала меня про ёжика: как он себя чувствует, нравится ли ему путешествие, и что он будет делать, когда приедет в новый дом. Это меня отвлекало на некоторое время, и я играла с ёжиком. Иногда я выходила в коридор между купе, становилась на откидной стульчик и смотрела в окно. Мне хотелось с кем-нибудь познакомиться, но детей почти не было. Или я их не запомнила.

...Ёжик появился у меня незадолго до отъезда из Литвы. Когда воспитательница узнала, что мы уезжаем (а я гордо заявила ей, что мы - путешественники, и уедем далеко-далеко в новый дом!), то решила подарить мне что-нибудь на память от садика, чтобы я иногда "вспоминала о своих друзьях". Однажды она после обеда взяла меня за руку и сказала, что Домовой оставил мне друга, которого я возьму с собой в дорогу. "Этот друг будет твоим спутником и помощником", - сказала она мне, и через минуту вынесла из чулана маленького игрушечного ёжика.

Ёжик был маленьким, и легко помещался у меня в кармане. Он был сделан из плотного материала, напоминающего картон или фанеру, полый внутри, а сверху была "шерстка" из синтетического меха черного цвета. Но самое смешное в нём была его мордашка: вытянутый носик, огромные, как у Чебурашки, глаза, розовые щечки и маленькие веснушки. Он улыбался, и казался самой доброй игрушкой на свете!

Воспитательница оказалась права: Ёжик был моим самым настоящим другом и спутником. До самой Алма-аты он пропутешествовал в кармане моей шубки, и всегда напоминал мне и о садике, и о воспитательнице, и о моих друзьях.

Когда мы уже приехали в Алма-ату и осели в одной из первых квартир, я потеряла Ёжика... Я искала его повсюду, но его нигде не было! Я ужасно расстроилась и заплакала: как можно было потерять друга?! Но мама тогда сказала мне: "Не огорчайся! Просто он помог тебе доехать до Алма-аты, а теперь он уехал помогать какой-нибудь другой девочке, которая тоже путешествует далеко-далеко!". Я поверила маме тогда. И верю в это до сих пор!..

...В Алма-ату мы приехали уже совсем поздней ночью. Я смутно помню дорогу от аэропорта, потому что была сонная, но помню, как мы приехали в чей-то дом. Сквозь сон я услышала, как мама сказала: "В этом доме родился папа". Мы зашли в квартиру, которая была совсем крохотной, и я уселась на разложенный диван. Вдруг я почувствовала какое-то движение, и в следующую секунду на меня с криком "АГА! Попалась!" выпрыгнул из-под подушки какой-то мужчина. Я так онемела от ужаса, что не сразу поняла, кто это. Но потом я его узнала. Это был муж папиной сестры. Однажды они приезжали к нам в Каунас и подарили мне огромного пупса с тряпичным телом и резиновыми ручками и ножками. Пупс был одет в голубое платье и чепчик, и мне сказали, что зовут его (точнее, её) Алиса. С Алисой мы подружились. Она была немного великовата для игры в настоящие дочки-матери и не могла сойти за "лялю", но я все равно любила с ней играть: я учила её ходить! 

Тётя пожурила своего мужа за то, что он меня испугал. "Совсем обалдел, что ли?" - сказал она ему, а я не знала, что такое "обалдел", и решила, что в этом городе, наверное, свой язык. Потом тётя меня умыла и отвела спать в другую комнату. Впрочем, комнатой это было трудно назвать. Она, скорее, походила на шкаф или на пенал, в котором чудом уместились две кровати одна за другой. В комнате был аквариум с рыбками и клетка с кенором.

Я села на кровать, и сразу же начала качаться: кровать была старая, "на пружинках", совсем как в деревне у прабабушки, и мне это безумно понравилось!

И тётя мне тоже безумно понравилась! Впоследствии я несколько раз оставалась у неё в гостях с ночёвкой, и очень любила гостить у неё. Тут разрешали не ложиться спать до десяти вечера, а перед сном всегда пили чай с вареньем. Да не с простым, а с абрикосовым! С косточками, которые, оказывается, можно было есть!

У тёти дома не было горячей воды, и она сказала мне, что настоящие красавицы всегда умываются холодной, "потому что так румянец красивее получается". И я до сих пор умываюсь холодной водой...Ещё тётя научила меня снимать платье или майку "по-девчачьи", то есть, через верх, а не так, как это дети делают: сначала одну руку, потом вторую, а потом с шеи стаскивают. И еще у нее я увидела в первый раз настоящий гербарий и засушенные цветы в книге, и мне это показалось настоящим волшебством!..

Они жили в маленьких и старых домах, одних из первых каркасно-камышитовых постройках Алма-аты, характерных только для Средней Азии. Двор был очень маленьким, всего-то на два-три дома, и все друг друга знали много лет. Мне казалось все это похожим на книгу "Мы все из Бюллербю" Астрид Линдгрен, где все живут дружно, вместе растут и стареют, вместе воспитывают детей и ходят друг к другу в гости просто так, а вечером собираются во дворе поболтать.

Это было то время, когда еще не запирали двери от соседей. Но оно очень скоро закончилось...